Одному из основоположников русского футуризма Игорю Северянину – 135 лет. И самая знаменитая его строка появилась в Крыму.
ПИАР ОТ ТОЛСТОГО
Яркий представитель Серебряного века всю жизнь совершал экстравагантные поступки, которые неожиданно сочетались с житейской прагматичностью. В начале творческого пути, чувствуя в душе томление, Игорь Лотарев (псевдоним Северянин появился позже) оформлял свои творения в виде небольших брошюрок и рассылал их в редакции журналов. Но, увы, без ответа.
Так продолжалось до тех пор, пока одна из книжиц не попалась на глаза Льву Толстому. Прочитав строки «Вонзите штопор в упругость пробки – и взгляды женщин не будут робки», патриарх отечественной литературы пришёл в бешенство: кто смеет сочинять эдакую пошлятину?!
Обнародованное журналистами негодование Толстого обратилось в потрясающий пиар. Молодой литератор, обруганный самим Львом Николаевичем, сразу стал интересен и читателям, и прессе.
Я – В БУДУЩЕМ
«Нечаянно пригретый славой», Игорь понял, что наступил его час. Скоро определился и стиль подачи произведений: Северянин изобрёл словечко «поэзоконцерты» и ввёл моду на чтение автором стихов со сцены.
Он выходил на подиум в сюртуке цвета воронова крыла, с орхидеей или розой в петлице. Отрешённо глядя куда-то вдаль, скрестив руки на груди, нараспев вещал трагическим голосом, слегка потряхивая в такт чёрными кудрями, небрежно свисавшими на лоб. Заунывно-пьянящая мелодия буквально гипнотизировала слушателей, а особенно слушательниц, восторгавшихся необычными, по-своему яркими образами и готовых простить кумиру где-то – изломанную бессмысленность, в чём-то – откровенную банальность.
Дело оставалось за малым: придумать новому направлению творчества громкое имя. «Борец со стереотипами» провозгласил «эгофутуризм». Звучное словосочетание состояло из двух корней: древнегреческий «эго» переводился как «я – личность», латинский «футурум» означал «будущее».
ЕСЛИ ЗВЁЗДЫ ЗАЖИГАЮТ…
Настоящая слава обрушилась на поэта с выходом сборника «Громокипящий кубок». Книга пользовалась бешеным успехом: за пять лет её переиздавали десять раз! Собрат по перу Фёдор Сологуб посвятил коллеге триолет «Восходит новая звезда» и весной 1913 года пригласил в поездку по городам России – завоёвывать сердца и кошельки провинциальной публики.
Находясь в Симферополе, гастролёры узнали, что здесь проводит встречу с поклонниками некий Вадим Баян, причислявший себя к футуризму. Братья «по зауми» быстро нашли общий язык. Воодушевлённый интересом столичных знаменитостей к своей персоне, Вадим (в миру – Владимир Сидоров) предложил услуги в качестве организатора таврического турне. Обещал полные залы, восторженные лица и хорошие гонорары. На том и порешили.
Первоначально предполагалось, что Игорь Васильевич предстанет в гордом одиночестве, но внезапно он сообщил, что привезёт в Крым молодого гения. Его имя – Владимир Маяковский – никому ничего не говорило, но Северянин был настойчив: «Если он выступит на наших вечерах, это будет нечто грандиозное».
Любителей авангардистского искусства ожидало великое действо…
ОЛИМПИЙСКАЯ БАЯНИЯ
В конце декабря 1913 года в красивом двухэтажном доме по адресу: улица Долгоруковская, 17, где жил Вадим Баян, раздался требовательный звонок. Входная дверь, украшенная тонкой резьбой, изображающей драконов, распахнулась, и в прихожую бодро ввалились два высоких парня: один весь в чёрном – 26-летний Северянин, другой в коричневом – 20-летний Маяковский.
Впрочем, Володя выглядел много старше своих лет и оказался гораздо опытнее в делах продюсерских. Мгновенно ухватив инициативу, он объявил, что следует привлечь к участию ещё одного апологета, Давида Бурлюка, что мероприятие должно носить громкое название «Первая олимпиада российского футуризма» и что лично сам «поведёт состязающихся».
Ощутив себя в «Симферо», как на вершине Олимпа, поэты развернулись во всю ширь. Сняли самый большой апартамент в лучшей гостинице «Европейская». «Райдер» Игоря включал утренний самовар в номер, свежие булочки, коровье масло. Деятельный Маяковский не преминул попенять товарищу: «Чего ты стесняешься? Требуй коньяк и икру!»
А то! «Почти ежевечерне мы пили шампанское в кафешантане «Бристоль», обыкновенно по шести бутылок, закусывая жжёным миндалём с солью», – с ностальгией вспоминает Северянин.
АНАНАСЫ В ШАМПАНСКОМ
Развлекательные поездки в Ялту и Бахчисарай не заладились: оба городка впали в зимнюю спячку и интереса для творческих натур не представляли. Чтобы угодить столичным вертопрахам, затосковавшим в «Баянии» (так, по мнению Маяковского, следовало переименовать Крым), Сидоров-Баян устроил вечеринку с местным бомондом. «Олимпийцы» сразу повеселели. Маяковский нацепил на кончик фруктового ножа ломтик ананаса, окунул его в бокал с шампанским. Взыграв пузырьками, повернулся к компаньону:
– Игорь, попробуй ананасы в шампанском. Удивительно вкусно!
Любимец публики широко улыбнулся и с ходу сымпровизировал четыре строчки, игриво напевая их сидящим рядом дамам:
Ананасы в шампанском!
Ананасы в шампанском!
Удивительно вкусно,
искристо́ и остро́!
Весь я в чём-то
норвежском!
Весь я в чём-то
испанском!
Вдохновляюсь порывно –
и берусь за перо!
Участники суаре приветствовали автора экспромта аплодисментами и очередным тостом.
А в 1915 году вышел новый сборник северянинских «поэз». Назывался он «Ананасы в шампанском», и открывало его стихотворение «Увертюра», которое начиналось строфой, так лихо придуманной в промозглом Симферополе и ставшей крылатым выражением – символом обывательской мечты о богемной жизни.
ПОЭТЫ ВСЕЛЕНЧЕСТВА
Реклама сделала своё дело: вечером 7 января 1914 года театр Таврического дворянства ломился от народа, жаждущего остроты впечатлений. Центральную ложу заняли первые лица губернии. Маяковский в роли ведущего, в элегантном сюртуке, но с хлыстом в руке, блистал остроумием. Гремучий бас «революционера духа» затмил других участников действа. Смотрелись они откровенно бледненько. Стало понятно, что силы «предвестников будущего» не равны, однако условия контракта надо выполнять, и компаньоны направились в Керчь – конечный пункт турне.
Верные идее, апологеты «искусства грядущего дня» продолжали эпатировать «милостивых государей». Однако если в столичном Симферополе раскрашенные лица и нелепые одеяния имели некоторый успех, то в чопорной Керчи жёлтая Володина кофта и вишнёвый фрак при зелёной бархатной жилетке Давида вызвали и у зрителей, и у эстета Северянина зубовный скрежет. «Футуристы угощали публику невероятной чепухой», – подвела итог местная газета. Олимпиада бесславно завершилась, и участники разъехались, громко заявив о разрыве друг с другом.
ПРЕБУДЕМ В ДРУЖБЕ
Но ведь какова ирония судьбы! Если бы не случилось у наших денди поездки в «скукой скорченную Керчь», русский читатель не смог бы насладиться стихами Верхарна и Верлена, Гюго и Байрона. Переводы этих авторов подарил отечественной литературе Георгий Шенгели. Керченский гимназист и начинающий стихотворец чрезвычайно обрадовался, увидев на афише имена кумиров, чьи произведения знал наизусть. Разыскал гостей в отеле, познакомился. Те благосклонно выслушали юношу, высказали замечания. Проницательный Северянин отметил: «Вы правильно читаете, только нужно больше петь», и в скором времени пригласил Шенгели к совместным выступлениям. Они превратились в прекрасную школу ученичества будущего тонкого лирика, высококлассного переводчика, профессора филологии.
Советская власть разметала поэтов, но не прервала общения. Характерно, что спустя десятилетия, вместившие множество трагических событий (войны и революции, эмиграцию и бесприютность), Северянин в письмах к Шенгели вспоминает главное впечатление молодости: «И вновь о солнечном томится Крыме с ума сводящая меня мечта». И подчёркивает, что эстонский посёлок Тойла, где он нашёл пристанище, – «Крым в миниатюре: море, нависшие скалы над ним, леса».
Кирилл БЕЛОЗЁРОВ
Свежие комментарии